И звонкий май влетит в сады горячей колесницей…




23 декабря Международный день человеческого света. В праздник духовных ценностей, сострадания и надежды представляем талантливую поэтессу Татьяну ОРЛОВУ (г.Оренбург).


Татьяна родилась в казачьей станице Краснохолмской, образованной в Оренбургской губернии в 1812 году.


Закончила сельскую школу и поступила в Уральский государственный университет имени А.М.Горького на факультет журналистики.

Работала в районной и областной прессе, четверть века отдала газете «Южный Урал». Более всего имела поощрений за материалы на темы нравственности.

«Первые стихи – из детства, – рассказывает Татьяна (на фото). – Но это были только попытки. Писать начала позже, созрев личностно. Публиковалась в различных СМИ.

В основном мои стихи – о любви. Но интересно работать и над пейзажными зарисовками, где можно буквально писать картины словами».








Поэтесса Людмила СУХАНОВА, давний автор сайта СДКВ (г.Орёл):

  • С Татьяной Орловой я познакомилась не так давно в одной из поэтических групп в «Одноклассниках».

Её стихотворения просто завораживают лирическими поворотами, проникающими в душу: пожар любви, встречи, разлуки, обещания…  Прочитав, узнаёшь в них свои переживания. Будь то стих о природе:


Переболеем зиму… Звонкий май

Влетит в сады горячей колесницей.

По вечерам под вишней с мятой чай,

Ночами – лунный луч холодной спицей.


Или о любви:

Стрекоз зеленоглазых завихренья

Прозрачностью дымили у пруда.

С веранды пахло сливовым вареньем.

Немея перед ним, сказала: «Да!»…


Возможно, на вдохновение Татьяны влияют просторы Оренбуржья – края казачьей вольницы и напевного фольклора.

Как бы то ни было, но творчество её притягивает к себе и стихи хочется читать и перечитывать. Открывая каждый день «Одноклассников», я жду новых шедевров Татьяны Орловой, чтобы вновь и вновь быть очарованной их нежностью:


Зеркал не нужно… Стоит только взять

Шифон, вздыхающий уснувшими духами,

Травой, тобою юным, облаками

Тоски до ночи будет не унять…




***

Публикуем свежие (декабрь 2020) стихи Татьяны Орловой, не делая какого-либо отбора. Иллюстрации к ним подготовлены самой поэтессой.


У неба цвет и вкус дорожной пыли,

пейзаж за окнами давно винтажный.

Мне мало света. Не хватает крыльев

подняться выше… Сорокоэтажно…


Твои цветы влекут сокрытой тайной,

и источают аромат печали.

Да, незабудки утром не случайны, –

часы с кукушкой-дурой замолчали.


А было, – мы с тобой по группе крови

друга друга чувствовали, узнавали…

Теперь на каждом лишнем слове ловим,

тяжёлым молчаливым взглядом валим.


Как болен Петербург, пронзённый шпилем!

Вот так и я распята тайной скрытой.

Меж нами нарастают болью мили,

Луна в окне – бродяжкою избитой.


Границы тайны рушить не рискую.

Вся тайна в том, что замок наш воздушный!

Сама его цветным мелком рисую,

но красок мало, – в нём жилец бездушный.




По-пушкински жемчугом блещут снега,

Над пряничной церковью звоны малинны.

Бездонная высь, как преданье былинна,

И кажется стёрты всему берега.


Покой и блаженство, и сердце ликует,

Готовое с вечностью обвенчаться.

И солнечным зайчиком щедро бликует

Тому, с кем ещё суждено повстречаться.


Поджавши свой рыжий и ветреный хвостик,

Собравши в охапку похмелье погоды,

Следы заметает позёмкою осень,

И вешки не ставит – не будет уж брода.


Хрустальным ковчегом, наполненным жизнью,

Река затаилась… Проснётся в апреле.

И Солнце, прищурившись, смотрит сквозь линзы,

И нам обещает, – согреет, согреет!


Вернёт нам весенний пьянительный трепет,

Рассыплет черёмухи снежные пряди,

И майскими грозами маки растреплет…

Зима… Но, надеюсь я с нею поладить!




В платьице из полудетских снов

Я стою на ледяном перроне.

Рельсы, как непроходимый ров,

Осень листья между ними гонит.


Что я здесь ищу в себе самой? –

Опустела памяти криница.

Там, на дне, с горчинкою покой,

Из неё страстями не напиться.



Поезд мой маршрутом в «никуда» –

Отболело, отгорело спичкой.

Где-то голубые города,

Я же здесь, – озябшею синичкой.


Ветер шарфик рвёт с усталых плеч.

Вспоминается к чему-то Анна,

Манит рядом в забытье прилечь,

Но душа подсказывает – рано!


Воздух обжигающ и колюч, –

Отрезвляет неподдельной болью.

Пальцы сжали к дому тёплый ключ.

Офицер вдруг гаркнул: «Дама, вольно!»


Улыбнулся, руку мне подал:

– Мёрзнете, кого-то ожидая?..

Поглотил нас старенький вокзал.

Всё пройдёт. Пять месяцев до мая.


Перезагрузить нам всем дано

Память, что змеей на шее виснет.

Распахнувши в будущность окно,

Вслед махну своей вчерашней жизни.




Сны возвращаются из странствий

С щемящим привкусом порока.

Там нет капкана мезальянса,

Там сам себе лихим пророком.


В снах долга нет. И нет притворства.

Нет сцены… ролей…Нет и масок…

Там нет с собой противоборства.

Зато – избыток дивных красок.


Там ты художник гениальный,

Под стать безумцу Сальвадоре.

Рисуешь с чувством страсть, и тайны

Звучат мелодией amore.


Стекает время цифеблатом, –

В нём вкус лимона и лакрицы…

Луга – с кофейным ароматом,

Из крем-брюле летают птицы….


И снится кто-то неизвестный…

И я в плечо его целую…

Загадкой этот сон прелестный –

Игра азартнее вслепую.




Ты не понял? Поставлена точка, – не запятая…

Так оставь мне ключи на столе от вчерашнего дома.

Стекленеют цветы. В выхлоп инея мы вымерзаем.

Время шрамы не лечит. А с ними – души переломы.


Доктор-время чумной, он врачует остывшие души.

Вертит скальпелем так, что отрезал уже половину.

Бесполезны попытки к союзу у моря и суши.

Так «спасался» Иуда, «на помощь» призвавши осину.


Если нет кислорода, дыши через раз с перерывом.

За карниз зацепившись, не станешь подобным Икару.

Не цветут эдельвейсы в горах, развороченных взрывом.

Мы с тобою не боги.  На завтрак не будет нектаров.


Ничего не хочу. Не пиши. Не звони. Не отвечу.

Не исправить грехов ни вином, ни намоленным хлебом.

Доктор-время впустую минутами вымерзших лечит.

Нам и век не поможет с тобою…. Не жди. И не требуй.






А снег уже не тот. Утратил белизну.

Над городом летят охлопья серой ваты.

Теперь мы не рискнём, подняв его, – лизнуть.

Печально: и на снег мы стали небогаты.


Безрадостный пейзаж, – пустынно за окном.

А слепят снежных баб, – их одеянья серы.

Там метят ареал «полкан» и рыжий «гном»,

А снег летит, летит… И серость та – без меры.


Я помню снега вкус из детства, – он мне был

Забавой, да и пах, как будто – пряник мятный!

Искрящейся волной он над дворами плыл…

Воспоминанья те становятся невнятны.


Жаль, только в деревнях, где по старинке быт,

Где в шапках набекрень бревенчатые избы,

Снег чистым покрывалом невинности лежит.

Как будто тот уклад Марией Девой избран.






Всё стало зыбким и переменным,

метель заносит наш дом снегами.

Пройти бы краем твоей вселенной,

не нарушая границ шагами.


Поговорить бы… Да время сжато

обидой горькой, тоской горючей.

Слова роняем со вкусом ваты,

 а взгляды, как дождевые тучи!


Жаль, Бог нас выдал! Прикрыл же демон,

и дует в уши с угаром мантры.

Мы Авель с Каином, и эмблемой

помечен каждый. Напрасны тантры.


Всё надоело, и давят стены –

на них рисованы окна мелом.

И молью съедены гобелены,

и ветер рвётся остервенелый.


Скажи мне, что же нас так достало,

и почему нараспашку двери?

Ты подпираешь косяк устало,

я затаилась на кухне зверем.


Герань от холода стекленеет,

а ты все медлишь и ждёшь. Молчу я.

Луна бесстыдно в проём глазеет,

и соком плачется маракуйя.


А помнишь, яблоков хруст в июле?

Ты был Адамом, я рядом – Евой!

Теперь же встречные взгляды – пули.

Где ж тот король, да и королева?


Забыть бы все, да начать сначала!

Чтоб свежий ветер надеждой в лица,

Чтобы от счастья опять качало,

И в небо, в небо с тобой Жар-птицей!


… Ключ провернулся, пасть схлопнув двери.

Шаги твои замирают где-то.

Остановись! Я тебе не верю!

Ещё не кончилось в сердце лето!





Вечер зябкий сумраком окутан,

апельсином зреющим – Луна.

Падают в безвременье минуты,

и дрожит в ладонях тишина.


Сладок мне покой. Как будто миру

преподносит небо в вечный дар

благость и прощение… Сапфиром

в вышине звезда… Горит пожар


в сердце согревающей надеждой –

мы искупим все свои грехи…

Белые нас ждут с тобой одежды,

зародятся новые стихи


лёгкие, воздушные, как утро,

затаившееся за рекой.

Солнце бросит золотую пудру,

украшая вечный рай – земной.


Ночь отступит, распыляя чары…

Как натянута в душе струна!

Крутит время колесо сансары,

и дрожит в ладонях тишина…






… А в чашке что-то покрепче чая.

И ложка вязнет. И вкус с горчинкой.

Похоже, жизнь я свою мешаю –

гоняю кругом, плывут травинки.


Вкус очень странный. Не подорожник.

И душу, видно, им не излечишь.

Малевич, мрачный как ночь, художник

писал судьбу мне, с плеча калеча.


Но все же греет ладони чашка,

в цветной горошек её раскраска.

Гоняет ложка по дну фисташку* —

любовью новой горчит подсказка.


Ну, значит бухну в напиток мёда,

добавлю рома, ваниль с корицей…

Готово зелье для стихоплёта,

Авось, теперь он и покорится.


Мы целый год с ним плывём кругами,

наш путь совместный в бездонный омут.

Ну, а куда же ещё с грехами

такой безбашенной и крутому?

* фисташка – символ любви на Востоке.






Раскрыв прозрачный зонт над головой,

я выпорхну, как бабочка из транса,

в оранжевое ноября пространство.

Мне хорошо… И пусть ты не со мной,

и время торопливым дилижансом,

и небо известковой скорлупой,

всё ерунда, – люблю дождя я танцы!..


Фламенко листьев – огненный пожар,

и блюдца луж, как зеркала событий,

которых ожидаем по наитью….

И пусть земля смывает свой загар, –

апрель вернёт веснушки солнца нитью,

свирелью в окнах зазвучит Легар,

и станет вдруг ненужным старый свитер.


И вот тогда, сугробы пережив,

пойму, что вновь гормонами влекома,

на шпильках, на высоких, вон из дома,

по праву эту встречу заслужив,

туда, где всё на уровне генома:

– Привет, курилка, ты смотрю я, – жив?

Ты улыбнешься: – Разве мы знакомы?..


Ну, а пока ноябрь берёт своё,

воробышек к стеклу в надежде жмётся,

перезимует, бедный, как придётся,

а вот гнезда бродяжка не совьёт…

Вот так и я… Душе моей неймётся,

иду я в дождь, и дождь со мной идёт,

и время мокрой птицей в спину бьётся.