Царский удар по вольному казачеству




Ровно 300 лет назад, 14 марта 1721 года, Пётр I повелел: «Всем Донским, Яицким и Гребенским казакам быть отныне в ведении Военной Коллегии».


Царю Петру задолго до этого указа была не по нраву казачья вольница и стремление к обособленности от Москвы таких атаманов, как Иван Каторжный, Семён Драный, Никита Голый. Особенно ввергал государя во гнев Кондратий Булавин, который имел в соратниках подобных атаманов и «мутил превелико российские украины подле Азова и вплоть до Дона Верхнего».


Однако казачий вопрос не сводился к «покорности и усмирению атаманов». У царя с младых лет были большие замыслы по отношению к «людишкам вольным, шибко ненавистным»…


Пётр I (годы жизни: 1672 – 1725) долго и настойчиво вёл процесс превращения российского казачества из «вольных» союзников царей в «людей служилых».


Кстати, личную присягу Петру Алексеевичу Романову казаки принесли ещё в 1685 году, когда будущему императору исполнилось всего лишь 13 лет. Но то была, скорее, дань очень давней традиции. Как известно, ещё 1584 году Донское войско давало присягу верности царю Фёдору Иоанновичу из династии Рюриковичей, в 1613-м – Михаилу Фёдоровичу Романову.

Реально Пётр I обратил взор на казачество после 1690 года, когда решил вместо походов на Крым, предпринимавшихся в годы правления царевны Софьи, нанести удар по турецкой крепости Азов, расположенной при впадении реки Дон в Азовское море. Казаки были задействованы в создании военного флота и в Азовских походах 1695 – 1696 гг. Атаманы при этом милостей царских обрели немало, но и «во фрунт стоять им было велено».

А дальше – больше. В 1700 году по велению Петра I изменили порядок сбора донцов на войсковой круг, на который было велено приходить только станичным атаманам и «досточтимым старикам», «дабы не случалось впредь бузы всякой».

Более того, на Дону вольный выбор войсковых атаманов (обычно на определённый срок) постепенно уничтожался; «назначенный в 1709 году Петром атаман Ромазанов должен был оставаться в этой должности бессменно. По смерти его, в 1718, назначен атаманом «по выбору войска до указу» Вас. Фролов» («Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона»).

Ещё раньше, с 1703 года, Пётр запретил донским казакам направлять своих послов в соседние государства без ведома Азовского губернатора, в военное время они подчинялись единому Российскому командованию.


  • Крайнюю жестокость царь проявил к казачеству «по причине» крестьянско-казацкого бунта 1706 – 1708 годов, который проходил под предводительством означенного выше атамана Кондратия Булавина.


А ведь эту «смуту» породил лично Пётр, издав указ о сыске беглых в донских городках. Между тем, крестьяне многих областей России бежали на Дон от нищеты и повинностей, от религиозных притеснений.


Иными словами, государь сделал всё, чтобы впредь не действовало привилегированное правило, сформулированное самими казаками: «С Дона выдачи нет!». Дон был красным от крови «смутьянов», по реке потоком шли плоты с виселицами, а вольные поселения на Хопре выжгли полностью.

Тем не менее, вплоть до 1716 года Российская империя вела отношения с Войском Донским через Посольский приказ, подобно тому, как если бы это было самостоятельное государство. Затем Войско находилось в ведении Правительствующего сената (Коллегия иностранных дел), притом чувствовало себя довольно-таки свободно, на положении твёрдой автономии.

Но вот к весне 1721 года Петр I «подуправился с батальными делами» (стал ясен исход 20-летней Северной войны – Швеция превращалась во второстепенную державу); к тому же честолюбивый российский государь вознамерился «превелико землями прирастать и сотворить державу свою верноподданную империей» (что и было сделано 2 ноября 1721, по н.ст.).


  • В силу этого самодержец надумал завершить процесс встраивания вольного казачества в «вертикаль власти» и заполучить под беспрекословное государственное управление организованную и высокоэффективную военную силу – мобильную кавалерию.

В итоге 14 марта (по н.ст.) 1721 года «царь-батюшка» распорядился передать казаков донских, терских (гребенских) и уральских (яицких) в ведение высших армейских властей, с назначением «новым конникам» регулярного жалования. Соответствующим указом Сенат подчинил казачество Военной коллегии.

В составе коллегии была создана специальная структура – казачье повытье (отдел, департамент), в дальнейшем переименованная в казачью экспедицию.



Что всё это означало, в конечном счёте? Во-первых, выученные и закалённые в сражениях казачьи формирования становились частью регулярной российской армии, имея при этом «чужое» и преданное царю верховное командование. Во-вторых, прекращалась многовековая казачья вольница. В-третьих, казачьи земли и служилое население теряли свою «особливость», ставились в один ряд с другими территориями.



Примечательно, что российское государство хоть и брало на себя выплату «регулярного жалования», но внакладе не оставалось. Казаки были обязаны сформировать и иметь для постоянной службы 50 полков. Являться на службу станичникам надлежало самостоятельно, то есть за свой счёт, а главное – снарядив себя «конно и оружно», причём «о двуконь» (имея двух лошадей, на случай гибели одной из них).

Помимо того, ранее у казаков была номинальная возможность самостоятельно регулировать вопросы прохождения службы, теперь же служба стала обязательной, поголовной и пожизненной. А разница в положении бывших городовых казаков и казаков вольных нивелировалась.

Как уже сказано выше, с 1700 года был ограничен доступ простых донских казаков на войсковой круг. А с 1721-го «майданная демократия» ещё больше урезалась. Теперь войсковые атаманы не только на Дону, но и на Тереке и Яике «обществу не подчинялись»: они стали наказными, т.е. назначались по именному наказу – указу самого императора, с учётом личной преданности и «политической» лояльности.

Фактически это были государственные чиновники, зачастую не имевшие прежде никакого отношения к казачеству и даже кавалерии. Впрочем, иные заслужили авторитет у простых станичников.

Вообще же казачество находилось в полном подчинении Военной коллегии вплоть до 1813 года. Но углубление в эту тему требует отдельного и обстоятельного рассказа.



Пока же можно сделать дискуссионный вывод: поскольку Пётр Великий считается царём-реформатором, который «радел за Россию», то и его решение 1721 года пошло ей на пользу. Во всяком случае, армия укрепилась, а империя как бы приросла казачьими территориями и их жителями: казачество, в том числе донское, стало неотъемлемой частью Российской империи, к тому же полностью вошло в правовое поле России.

А с другой стороны, хотя за Доном и другими казачьими центрами и после 1721 года формально сохранялось историческое право на некоторое подобие государственной автономии, на самом деле означенное право всё более превращалось в декларацию.



Особенно проявилось это при «напуганной» Екатерине II, принявшей разом ограничительные меры по отношению к казачьей самостоятельности после Пугачёвского восстания 1773 – 1775 гг. – «дабы впредь порядку было больше, а брожений в казацких головах и станицах – меньше». Буйное казачество следовало превратить в безоговорочно преданную «опору престола».

Считается, что восстание Пугачёва – это неизбежный бунт яицких казаков, переросший в полномасштабную войну казаков, крестьян и народов Урала и Поволжья с деспотичным царским правительством. На сей счёт есть и иные мнения.

  • Однако, как мне кажется, правы именно те историки, которые утверждают: несмотря на попытки казаков-бунтарей отстоять свои вольности и привилегии, процесс подчинения и поглощения казачества Москвой начался в первой половине 18 века. А официальную царскую отмашку он получил 300 лет назад, как раз 14 марта 1721 года.

Не иначе как с той поры эпоха вольных и буйных атаманов стала явно «тонуть», а потом и вовсе канула в «реку забвения» под названием Лета.

Подготовил Виктор ШЕВЧЕНКО.